У подножья Эдельвейса - Страница 3

Но психологи не зря говорят, что проблемы, не решенные в детстве, дают о себе знать, когда человек становится старше. И Линда ощутила это в полной мере. Пансионат она закончила отлично. Родители советовали продолжить образование, но девушка не захотела, вновь ощутив острую потребность поступить наперекор им. С этого момента началась ее бурная юность.

Жизнь в родном доме обострила загнанные когда-то внутрь чувства, и Линда вновь пустилась во все тяжкие. Пострадал от этого в первую очередь престиж Швеции: глядя на поведение старшей Кроу, все знакомые зареклись отправлять туда своих детей.

А у семнадцатилетней наследницы теперь были уже совсем не детские забавы: ночные клубы, дискотеки, романы с бесконечным поклонниками. И все с той же целью, что и раньше. Однако на этот раз Дарен открестился от дочери гораздо более удобным способом: она уже немаленькая, пусть делает что хочет.

И Линда вновь осталась одна. Это сложно представить, но сколько раз, собираясь на ночь глядя гулять, она мечтала, чтобы отец запретил ей выходить из дома. Просто зашел в комнату и сказал:

– Ты никуда не пойдешь!

Воображение рисовало целые картины: вот она, Линда, красится перед зеркалом, наносит лак на волосы, слегка подкручивает ресницы специальной щеточкой, вставляет в уши сережки… и тут появляется папа. Он останавливается в дверях и строго хмурится.

– Куда-то собираешься? – Уже по его тону становится ясно, что ночная вылазка отменяется.

Но Линда до последнего надеется, что отца еще можно как-нибудь уговорить. Поэтому беспечно улыбается и, стараясь выглядеть непринужденно, заявляет:

– Конечно, сегодня же воскресенье. Мы с девчонками договорились пойти на дискотеку. Это в центре, Чак за мной потом заедет.

– Никаких дискотек! – Отец, войдя в комнату, решительно хлопает по столу ладонью. – С Чаком, пожалуйста, куда угодно, ему я доверяю, а одна никуда не пойдешь. И точка!

– Но, папа! – Линда растерянно разводит руками; она даже специально репетировала этот жест перед зеркалом. – Я уже договорилась, меня ждут!

– Я сказал: ты никуда не поедешь! Все, разговор окончен!

Дверь с треском захлопывается. Линда остается в комнате одна, падает на кровать и, уткнувшись в подушку, плачет. Тиран! Нет, только подумайте, человеку семнадцать лет, а его запирают как малого ребенка! Косметика «плывет», глаза красные, конечно, теперь уже нечего и думать о дискотеке. Еще один скучный вечер дома, скорее всего придется помогать братьям делать уроки на завтра.

И Линда плачет, безутешная в своем горе. Но вот чья-то рука опускается на плечо и она слышит папин голос:

– И сразу в слезы. Давай поговорим, что ли?

Она обиженно молчит. Тогда отец поворачивает ее к себе лицом, сам вытирает платком щеки.

– Дались тебе эти ночные танцы! Позвони Чаку, сходите в английский клуб, развейтесь. Я же не держу тебя под замком, в самом деле. Хочешь, я позвоню ему?

– Нет, – снисходит до ответа Линда, но видно, что она еще сильно рассержена.

– Ну что ты дуешься? Я твой отец, и мне виднее. – Папа нахмуривается, брови ползут к переносице, еще немножко, и вечер действительно придется провести дома.

Линда в спешном порядке меняет тактику.

– Ладно, – несколько обиженно улыбается она. – Позвони Чаку. Я пойду с ним.

– Сразу бы так! – Обрадованный отец чмокает великовозрастное дитя в лоб. – Приведи пока себя в порядок.

Он уже встает и хочет идти к телефону, но Линда останавливает его:

– Пап, подожди, посиди со мной.

И отец остается. Целый вечер вместе. Они говорят на разные близкие обоим темы, вспоминают маму. И ехать уже никуда не хочется, а хочется свернуться клубочком, поджать ноги, положить голову отцу на колени и уснуть, слушая, как он вспоминает молодость, где тоже были строгие родители и дискотеки, на которые, впрочем, убегали тайком, за что потом крепко получали дома…

В мечтах Линда соединяла все самое приятное: ведь Чак, к примеру, тогда еще не был ее парнем, просто ей нравился. Да и отец давно уже утратил внешность красавца мужчины, каким являлся ей. Странные мечты для семнадцатилетней девушки, которой в отличие от ее подруг разрешалось все. Но настоящий отец не мог прийти и целый вечер провести в комнате дочери. Разве что в мечтах. И Линда мечтала. Упоенно мечтала иногда сутками напролет, представляя себе в скрупулезных подробностях, что бы она ответила на тот вопрос, а что на этот.

Так прошло несколько месяцев после возвращения из Швеции. Линда развлекалась, как ей самой тогда казалось. Подруги завидовали, и она даже козыряла этой своей свободой, от которой на деле рада была бы избавиться. Дни и ночи превратились в сплошную феерию, без начала и конца. А легче не становилось.

И в один прекрасный день стало так тяжко, так муторно на душе, что Линда не выдержала. Придя утром с очередной вечеринки, напилась таблеток и легла «спать», как обычно.

Правда открылась случайно, словно чья-то заботливая рука отвела от Линды несчастье. Как раз в то утро позвонил знакомый парень из Миннесоты. Мачеха и отец знали, что Линда очень ждет этого звонка, – решался вопрос об их совместной поездке за границу на полгода. Конечно, бросились будить, потом вызвали врачей. Благо времени прошло немного, девушку спасли.

А потом целых семь месяцев спокойной, беззаботной жизни в реабилитационном центре. Линда получила здесь то, чего добивалась: внимания окружающих, тепла настоящих человеческих отношений. Впервые она почувствовала, что не одна на свете. Здесь были парни и девушки, мужчины и женщины, которые, не выдержав, тоже попытались свести счеты с жизнью. Линда увидела, что ее горе по сравнению с бедами этих людей просто фикция, муха, раздутая до размеров слона.