У подножья Эдельвейса - Страница 14

Договорив последнюю фразу, Джон почувствовал, что хватил через край. И чего он так взъелся? Ведь Линда пока ничего такого не сделала, и вообще, может, она довольно милый ребенок, только уж очень хочет казаться взрослой. Определенно годы одиночества привели к окончательной утрате навыков общения. Ведь Линда пока не отказывалась подчиняться, даже словом не обмолвилась ни о чем таком. Ну, возмутилась насчет одежды. Что поделаешь, не может же в самом деле девушка обрадоваться, что ее раздел незнакомый мужчина? Джон смутился: получилось, он принял ожидаемое за действительное.

Линда, несколько обескураженная, собиралась с мыслями и молчала. Что тут ответишь? Он уже все решил, все осмыслил. Шестнадцать лет. И ведь не докажешь. Девочка и девочка, хоть убей!

Наконец она нарушила молчание:

– Я очень благодарна вам за мое спасение… – Голос ее дрогнул, сложно было подбирать слова. – И с радостью приму вашу помощь в моем лечении, но я прошу… прошу обращаться со мной соответственно моему возрасту. Повторяю: мне двадцать три года, идет двадцать четвертый. Если вас это не устраивает, ничего не могу поделать. Но я не потерплю общения в директивной манере.

Джон чувствовал, что девочка отчасти права. Действительно, кто дал ему право ею распоряжаться. Но уступи он сейчас, потом, глядишь, вообще будет не удержать. Да, с самого начала он повел себя неправильно и теперь уж деваться было некуда.

– Ты очень хорошо говоришь. – Джон кивнул в знак одобрения. – Но из нас двоих кто-то должен позаботиться о твоем здоровье. Сама ты еще мала для этого, потому позволь мне решать за тебя многие вещи, которые, быть может, родители дома тебе доверяют. У нас особые обстоятельства. Не будем препираться. Просто слушайся меня, и все. А что касается твоей одежды, то снять ее с тебя я был вынужден, чтобы выяснить, не сломаны ли кости, и растереть наиболее пострадавшие от холода участки кожи. Опять же ушибы. Думаю, ты захочешь, чтобы они быстрее прошли. А теперь перестань утверждать, что ты уже взрослая, и дай мне осмотреть руку и ногу еще раз. Потом мы вместе попытаемся выяснить, от чего у тебя поднимается температура.

Линда прямо-таки опешила от подобных слов. Замечательно! Две недели в навязанной роли младенца, который не отдает себе отчета в своих действиях. Она понимала, что спорить сейчас, да и позже, абсолютно бесполезно. А возразить ой как хотелось!

– Хорошо, как вам будет угодно. – Она снисходительно протянула больную руку. – Я попрошу только называть меня на «вы», оставьте за мной хоть эту привилегию.

– Посмотрим. – Джон подмигнул своей пациентке. – Итак, мэм, я должен вас осмотреть.

Дальше Линда только размышляла, почти не следя за происходящим. Снежная тюрьма, заточение. Да еще такое отношение! Разве она дала повод? Да, можно понять этого человека, ошибиться в ее возрасте недолго. Но он же просто не желает слышать ничего другого!

Периодически боль давала о себе знать, и Линда вскрикивала. Джон уточнял:

– Здесь болит? Так, а здесь?..

Сон подкрался незаметно. Вечер отнял последние силы, мозг уже отказывался работать. Без одежды так без одежды, не голая же она в самом деле лежит. Все-таки одеяло есть, хотя не мешали бы еще простыни, чтобы не кололось. Однако Линда так устала, что уже не в состоянии была даже попросить об этом. Кажется, она промямлила что-то вроде «шерстяное, не надо», но, возможно, только подумала.

– Ладно, температура подождет до утра. – Это были последние услышанные ею слова.

В следующий момент холодное полотенце легло на лоб. Запахло какими-то душистыми травами. Спать… И будь что будет, скорее бы только закрыть глаза.

4

Линда не сразу поняла разницу. На стенах висели те же шкуры, между ними все так же проглядывали бревна, дрова горели в камине, а потолок нависал так низко, только руку протяни. Но уже отчасти знакомые предметы выглядели как-то иначе, словно более радостно. И внезапно она поняла: просто вчера здесь царил полумрак, лишь свет ночника да еще огонь камина освещали помещение, и от того оно как будто сужалось. Теперь же комнату заливал яркий свет зимнего солнца. И все кругом словно преобразилось. Ушли таинственность, мрачность, а вместе с ними и враждебность.

Линда будто освоилась здесь за одну ночь, хотя в ее голове события вчерашнего вечера сохранились в весьма странной и обрывочной форме: фрагменты разговора с Джоном, его дурацкая ошибка относительно ее возраста и снятая с нее одежда. Все переплелось, спуталось, и уже было неясно, что же считать ошибкой: то ли отсутствие одежды, то ли сам разговор о ней… Уф! Линда не могла навести порядок в собственных мыслях, а очень хотелось. Четкими были только две вещи: его зовут Джон, и он считает ее малышкой. А где, собственно, он сам?

Линда еще раз окинула комнату взглядом и лишь сейчас заметила две двери. Одна, прямо напротив кровати, вела, по всей видимости, в кухню. Другая – с боку – неизвестно куда. Заглянуть в нее Линда не могла, поскольку для этого нужно было встать. Итак, в комнате никого, но есть два выхода.

– Джон! – позвала Линда.

У нее немного кружилась голова, и даже просто приподняться на руках казалось невыполнимой задачей.

– Джон, где вы?

Никакого ответа. Может, куда вышел? В любом случае лучше подождать, чем сейчас подняться и потом, упав в обморок, оказаться голой на полу. А Линда сейчас как никогда чувствовала, что ни на что большее, пожалуй, не способна. Обнаженное тельце на холодном полу в хижине Джона! Романтика, сил нет!

Кстати, пока есть время, стоит подумать о новых доказательствах ее возраста. Нельзя же в самом деле с этим смириться! А чем, собственно, она располагает? Никаких документов нет. Знакомых, которые могли бы подтвердить ее слова, тоже. Внешность? Ну уж как она выглядит, этому Джону известно не хуже нее самой. Скверно. Очень скверно. А начать снова что-либо утверждать голословно как-то нелепо…